Исправленное, дополненное,
иллюстрированное переиздание книги: В.Черкасов-Георгиевский "История
Русской Православной Церкви Заграницей: 1917 – 2004 годы"
ОБЩЕЕ ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ>>> [1]
"Сказал авва Петр, что спросил он некогда авву Амуна: что значит работать страстям? Авва сказал мне: поколику порабощен кто какой-нибудь страсти, он не считается рабом Божиим; но тот раб Божий, в котором владычествует Бог. Доколе он находится в одержании (страсти), -- обладаемый сею страстию не может учить других; ибо стыдно ему учить другого или вызывать против него Бога, прежде нежели сам не освободится от нее. Ибо как он будет взыскивать на другом, сам будучи одержим от нее? Сам он ни раб, ни друг, ни сын Божий, чтобы взыскивать на другом, но постоянно сам должен стараться о том, чтобы освободиться ему от тех страстей, коим он служит, и пусть собственное лице свое он считает исполненным стыда пред Богом. Ибо поколику порабощен он страстям, должен плакать о том, что не удостоен дерзновения пред Богом, каковое дает истинная чистота, коей требует Бог от человека".
(Древний Патерик или ДОСТОПАМЯТНЫЕ СКАЗАНИЯ о подвижничестве СВЯТЫХ И БЛАЖЕННЫХ ОТЦОВ, переведенный с греческого из Синодальной рукописи № 452: http://pravbeseda.ru/library/index.php?page=book&id=101 )
Представитель германского командования передает начальнику Псковской православной миссии протоиерею Кириллу Зайцу Чудотворную икону Тихвинской Божией Матери 14-го века, спасенную немецким солдатом при освобождении Тихвина от безбожной советской власти из пожара краеведческого музея, где она была после закрытия коммунистами в 1920-х годах тихвинского Успенского собора. Псков. 22 марта 1942 года
Содержание ЧАСТИ III: 1939 – 1947 годы:
Глава первая. АРХИЕРЕЙСКИЙ СИНОД
Деятельность Синода РПЦЗ в годы Второй мировой войны и сразу после нее.
Глава вторая. ГЕРМАНСКАЯ ЕПАРХИЯ РПЦЗ
История Германской епархии под руководством Архиепископа Серафима Берлинского и Германского в годы Второй мировой войны.
Глава третья. ДОКУМЕНТЫ РПЦЗ 1930-х -- 1940-х годов
Воззвания к пастве, обращения к А.Гитлеру против большевизма, СССР, публицистика 2-й гражданской войны 1941-45 годов.
Глава четвертая. ПАСТЫРСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ВЕРМАХТЕ И СС
Глава пятая. РЕЛИГІОЗНАЯ ПОЛИТИКА НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТОВ ПО ОТНОШЕНІЮ КЪ ПРАВОСЛАВІЮ
Глава шестая. МИТРОПОЛИТ АНАСТАСИЙ
Биография, свершения Митрополита Анастасия.
+ + +
Глава первая. АРХИЕРЕЙСКИЙ СИНОД
1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. В Архиерейском Синоде РПЦЗ сразу же возник вопрос о том, что раз немцы вступают в Польшу, а с другой стороны на поляков наступают большевики, Польская Церковь может оказаться без епископов. Архиепископу Серафиму (Лядэ) /СМ.ФОТО/ Берлинскому и Германскому были даны указания, чтобы он оказал помощь прежде всего иерархии, а если там ее не окажется, принял бы на себя попечение о верующих, оставшихся без архиереев.
Действительно, Митрополит Дионисий Варшавский оказался в очень трудном положении, потому что его считали сторонником Польского правительства. Вдобавок на него обрушились представители семи местных украинских приходов РПЦЗ, и он был даже под арестом. Вл. Дионисий сам вызвал Архиепископа Серафима, чтобы тот ему помог.
Архиепископ Серафим приехал, помог ему в значительной степени, а потом Митрополит Дионисий добился соглашения с украинцами, и благодаря этому его положение укрепилось. Дальнейшего содействия не требовалось, и Владыка Серафим мог спокойно уехать.
В первое время, за исключением этой заботы, Синоду не было больших затруднений. Югославия оставалась нейтральным государством еще почти год, так что переписка была свободной со всеми странами, и даже с Дальним Востоком не имелось затруднений.
Однако Митрополит Анастасий все же опасался возможных осложнений и написал письмо протопресвитеру Сергию Орлову в Женеву, спрашивая его, не будет ли возможно в случае каких-либо мировых осложнений перенести центр РПЦЗ в Женеву, или, по крайней мере, ему самому туда переехать, чтобы, во всяком случае, быть вне воюющих сил. Это письмо было перехвачено немцами, и потом сказались его прямые последствия. Но тогда из этого плана ничего не вышло. И когда в Югославии произошел в 1941 г. переворот, всем стало ясно, что опять наступают радикальные события. Действительно, вслед за этим скоро последовало нападение немцев, и Синод РПЦЗ оказался в стране, оккупированной одной из воюющих стран.
В момент немецкого нападения на Белград одна из бомб упала недалеко от нашей Синодальной Канцелярии. Она не разбила ее, а только повредила двери, окна и переместила все, что в ней лежало, Канцелярия особенно не пострадала. Митрополит как раз в это время был в церкви.
Переписка с какими-либо странами оказалась невозможной. Синод стал совершенно изолированным. Те сношения, которые перед тем были с Америкой и Дальним Востоком, тоже оказались невозможными. Незадолго до этого Синод получал деньги из Америки, регулярно переписывались с Харбином, а теперь даже и в Германию почта не шла.
Сразу же возник вопрос отношений с германскими оккупационными властями. В Белграде перед тем был делегат, ведавший интересами русской эмиграции, бывший русский посланник В. Н. Штрандтман. Здесь находилась очень благоустроенная русская колония во главе с Е. Е. Ковалевским. Кроме того, была Державная Комиссия, которая распоряжалась передачей средств на содержание русских учебных заведений и других русских учреждений. Сам Синод в значительной степени имел помощь Югославянского Правительства, и по распоряжению принца Павла каждый месяц получал пособие от Председателя Правительства.
Евграф Евграфович Ковалевский был убит во время бомбардировки – колония оказалась обезглавленной. Штрандтман очень скоро был посажен немцами под арест. Вот тут и произошло первое сношение с германскими властями, когда Митрополит Анастасий настоял перед немецким Главнокомандующим, чтобы Штрандтман был освобожден. Василий Николаевич через два дня вышел на свободу, но был сильно подавлен этим арестом, и даже если его кто-либо просил сделать представление немецким властям, он от этого отказывался.
Через некоторое время заново началась организация русской эмиграции. Сначала немцами был назначен для этого генерал Скородумов. Он был боевым офицером, по-видимому, очень храбрым, который мечтал поднять русскую эмиграцию для участия в борьбе с коммунизмом. В этом отношении генерал был готов идти вместе с немцами, но одновременно был и патриотом, который не хотел сдавать им никаких позиций. К сожалению, в церковном отношении Скородумов понимал очень мало. У Синода сразу же возникли с ним столкновения, потому что он написал приказ, который был адресован духовенству. И в нем было сказано, как служить молебны и Литургию, вообще давались самые неожиданные указания пастырям, которые, конечно, никак не могли быть приняты.
Кроме того, некоторые русские молодые люди объяснили гестапо, что все синодальные русские из РПЦЗ – масоны, начиная со Штрандтмана, с ними не нужно считаться, а генерал Скородумов должен навести порядок.
Митрополит послал своих представителей в гестапо, где было заявлено, что РПЦЗ никаким распоряжениям, которые издаются людьми, не имеющими отношения к Церкви, подчиняться не будет. Генерал Скородумов был смещен, а на его место назначен генерал Крейтер, с которым уже не было никаких недоразумений: он отлично понимал положение Церкви.
Синод сразу же столкнулся и с немецкой политикой в отношении русских. Скоро стало заметно, что немцы не хотят, чтобы Синод себя здесь как-то проявлял. В особенности они оберегали от него оккупированные области. Это ясно обнаружилось, когда началась война между Германией и СССР.
В первый день объявления войны (в день Всех Святых в Земле Российской просиявших) все русские прихожане были в храме. Туда и в Синодальную Канцелярию вошли гестаповцы, произвели обыски, некоторых арестовали. Одновременно гестаповцы явились к Владыке Митрополиту, где тоже сделали обыск.
Из Синода был послан представитель с жалобой к командующему войсками генералу Шредеру. Тот приказал немедленно прекратить эту историю, назначил прием Митрополиту и извинялся на нем за все, что произошло. Но, несмотря на извинения, было видно, что немцы не хотят оказывать поддержку РПЦЗ в ее служении для России. После войны это стало совершенно ясно из документов, изъятых из германских архивов. По ним видно, что больше всего немцы добивались разделения как в самой РПЦЗ, так и в связях Русского Зарубежья с подсоветскими русскими. Теперь-то понятно, почему Синоду было так трудно сноситься с Архиепископом, потом – Митрополитом Серафимом в Германии. Немцы не хотели, чтобы он был слишком связан с Синодом, но и ему не особенно позволяли общаться с властями по церковным делам, особенно на оккупированном Востоке.
Тем не менее, кое-что удавалось. Очень много сделало Братство преп. Иова в Ладомирове в Словакии, где была типография. Монахи занялись печатанием церковных материалов для отправки в занятые немцами области. Издали массу журналов и брошюр, все это переправлялось при помощи словацких солдат, иными путями. Ладомировцы получали много писем и их публиковали. Потом у монахов иссякли средства. Тогда возглавлявший их архимандрит Серафим (потом – архиепископ Серафим Чикагский) поехал в Болгарию, и Болгарская Церковь выделила ему большое пособие для печатания. Какую-то помощь предоставила и Сербская Церковь, а потом он получил еще средства в Словакии, чтобы начать издавать богослужебные книги. В каком объеме была эта работа Братства, можно судить по тому, что когда происходило уже его свертывание и отступление, то из Ладомирова отправили два вагона книг. Один из них остался в Вене и был разграблен по окончании войны; частично эти книги продавались потом в США. Другой вагон пошел в Карлсбад, из него взяли комплекты книг, которые распределили по храмам в беженских лагерях. Остальное тоже было разграблено.
Как бы то ни было, а обитель РПЦЗ преподобного Иова в Словакии напечатала и смогла распространить 100.000 Евангелий, 60.000 молитвенников, разные апологетические издания. Несмотря на немецкий запрет, все эти книги попали в руки русским людям, как в России, так и оказавшимся в Германии на работах.
Синоду удалось изготовить 200 тысяч металлических крестиков, напечатать платы для антиминсов, которые отправили в Россию. Для военных образований со священниками смогли направить около 20 комплектов богослужебных сосудов.
Те трудности, которые возникали в сношениях с другими странами, вызвали в Синоде необходимость создать Средне-Европейский Митрополичий округ для того, чтобы придать больше веса и свободы Архиепископу Серафиму. Он стал Митрополитом, и ему были подчинены Германия и Австрия. Кроме того, через него шли связи общин, подчиненных Митрополиту Евлогию, возглавлявшему Экзархат западно-европейских приходов, отделившийся от РПЦЗ. Митрополит Серафим был избран германским правительством как посредник, потому что немцы всё объединяли. Это было не только в отношении православных, то же самое они сделали с протестантами и с другими конфессиями. Немцы предпочитали иметь дело с кем-нибудь одним, а между собой нужно было разбираться как придется. Они предложили евлогианским Архиепископу (тогда он был еще Епископом) Сергию Пражскому и архимандриту (потом – Архиепископу) Иоанну (Шаховскому), чтобы все сношения с властями велись через Архиепископа, потом – Митрополита Серафима.
На долю вл. Серафима выпало много трудной работы, потому что Германия наполнилась русскими рабочими, и надо было их как-то окормлять. На принудительные работы в Германии было вывезено из СССР до пяти миллионов человек. В лагерях военнопленных также томилось большое количество русских. Доступ в лагеря, как в рабочие, так и для военнопленных, был запрещён духовенству РПЦЗ. Тем не менее, всевозможными путями священники РПЦЗ проникали туда и несли духовное утешение, проповедь о Христе русским людям.
Пастыри РПЦЗ всячески помогали русским, как попавшим на принудительные работы в качестве "остовцев", так и военнопленным. Это была и миссионерская работа РПЦЗ, и помощь продуктами питания, одеждой, и духовное окормление.
Между тем, германское правительство считало этих русских людьми, не имеющими никаких прав, и не позволяло им даже ходить в церковь. Несмотря на это, русские в церковь ходили, но Митрополиту Серафиму несколько раз предъявлялись требования, чтобы он их в храмы не пускал. Митрополит отвечал, что Церковь существует для того, чтобы принимать верующих, он никому не может запретить в нее приходить. Если правительство хочет запрещать, сказал владыко, то оно само может поставить полицейских у входа, а он решительно отказывается, как бы то ни было в этом сотрудничать.
Также на долю вл. Серафима выпало трудное дело спасения жизни управляющего евлогианскими приходами в Бельгии Архиепископа Александра (Немоловского), который был арестован и за очень яркие выступления против немцев. Они хотели его расстрелять, но Митрополит Серафим добился того, что вл. Александра отпустили на поруки, и он жил у него в Тегеле под личной ответственностью.
Другим тяжелым для вл. Серафима событием было дело главы епархии Чехии и Моравии Сербской Православной Церкви Епископа Горазда (Павлика), который тоже был в какой-то степени замечен у немцев. Кроме того, Епископ Горазд прятал у себя бывшего генерал-губернатора в Чехословакии. Обнаружилось это в то время, когда Епископ Горазд был по делам в Берлине. Его оттуда срочно вызвали назад, и он знал зачем. Поэтому Владыко Горазд навсегда простился с владыкой Серафимом. Как только Епископ Горазд вернулся в Прагу, его там судили и расстреляли.
Когда расправились с Епископом Гораздом, германское правительство всячески старалось оправдываться, уверяя, что не преследует религию. Поэтому от Митрополита Серафима потребовали, чтобы он присоединился к осуждению Епископа Горазда, но Митрополит Серафим категорически отказался. Владыко сказал: "Я не могу выступать в этом вопросе, потому что я не знаю дела. Я не видал никаких документов и не могу судить, насколько он виноват или не виноват. Я по этому делу сделать не могу и никакого заявления". Сколько власти ни настаивали, но уговорить его не смогли.
Другой областью, с которой Синоду иногда приходилось сноситься, был Западно-Европейский округ РПЦЗ с управлением в Париже. Там были трудности иного характера – Митрополит Серафим (Лукьянов) чувствовал себя неуверенно и слишком шел на поводу у немцев, настолько, что Синод стал из Парижа получать жалобы от прихожан. Были претензии и к протоиерею Краскому, которого Синод лишил сана. Для разбора этих дел Синод послал туда другого Серафима (Лядэ), Берлинского, который приехал во Францию и обследовал положение дел в округе, после чего прислал детальный доклад.
Все попытки получить разрешение на встречу епископов РПЦЗ с епископами в оккупированных областях ни к чему не приводили. Немцы категорически отказывали. Даже и сам Митрополит Серафим только один раз смог приехать в Белград, но и то не на заседание. И только в 1943 году, когда в Москве Сталин надумал поставить патриарха, немцы неожиданно раздобрились, чтобы РПЦЗ могла высказать свое суждение. Для этого они дали разрешение устроить Архиерейский Собор в Вене.
Владыка Митрополит поехал туда в октябре в сопровождении офицера СД (германская военная разведка) и его помощника. Этот офицер ради служебного положения формально отрекся от веры. Такой сопровождающий явился очередной демонстрацией бестактности с немецкой стороны.
В Вене на Архиерейском Соборе РПЦЗ присутствовали Владыка Серафим, Епископы Владыка Василий, Владыка Тихон – всего восемь заграничных архиереев, и еще должна была состояться архиерейская хиротония.
Как только все собрались на заседание, пожаловали сюда и уселись также немецкие военные. Управляющий Синодальной Канцелярией граф Ю. Граббе к ним подошел и сказал:
– У нас сейчас заседание.
– Да, да, – отвечали те и не уходили.
Граф Граббе стал объяснять, что заседание закрытое и их присутствие на нем невозможно. Немцы стали спорить.
Он сказал им:
– Как хотите. Хотите сидеть здесь – сидите, но у нас собрания не будет.
Тогда немцы с возмущением ушли.
На заседании было вынесено Постановление, почему Архиерейский Собор РПЦЗ не признает избрания патриарха в Москве. Зарубежные русские иерархи под владычеством Гитлера на родине того в Вене держались с достоинством, а сергианские архиереи и не думали перечить другому людоеду Сталину в советской Москве.
Вот как пришло лишь в середине Второй мировой войны по инициативе Сталина "спасение Церкви", во имя которого, как утверждает МП, митрополит Сергий (Страгородский) написал в 1927 году свою декларацию. Хотя митрополит Сергий и сделал верноподданническое послание в первый день войны, 22 июня 1941 года, в котором заявлял: „Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа... Не оставит она народ свой и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг", – Сталин оставил тогда пока это без внимания.
Тогда, в первые месяцы войны в 1941 г. русские люди в советской форме не больно желали защищать „советскую родину", где любого ждал ГУЛАГ. Они не только сдавались немцам сотнями тысяч, но самые отчаянные просили у тех оружие, чтобы бить коммунистов. Такого армия нашего Отечества не знала в течение всей своей истории, и Сталин лихорадочно стал искать выход из положения.
Именно поэтому решили сделать ставку на РУССКИЙ патриотизм. Марксистские лозунги убрали, с 1 января 1943 г. в армии ввели погоны, для офицеров и генералов – золотые, которые вырезались на коже у белых офицеров всего лишь 20 лет назад на гражданской войне; были учреждены ордена Суворова, Кутузова, Дмитрия Донского и других великих людей Российской Империи и Святой Руси; полкам и дивизиям начали присваиваться имена царских гвардейских и других полков, а советская пропаганда дружно трубила о священных ВЕКОВЫХ, овеянных славой традициях таких полков; вся война стала преподноситься как ОТЕЧЕСТВЕННАЯ, т.е., борьба РУССКОГО, советского НАРОДА с иностранными захватчиками. Однако сие неправда, вот что указывает, например, журнал «Посев»:
«Примерно каждый 15-й, служивший в германских вооруженных силах в 1941-45 годах, имел гражданство СССР. Численность этих людей, достигавшая 1,1 миллиона человек, превышает совокупную численность Белых Армий периода Гражданской войны».
Поэтому о коммунизме в СССР тогда никто много не говорил. Также эта войну стали прозывать СВЯЩЕННОЙ – т.е. как бы защищающей под прикрытием православных святынь власть кровавого диктатора и "святыни" насаждаемой лжи и безбожия.
Налаживая агитпроп, Сталин не забывал и о духовной стороне вопроса. Наверное, первым проявлением показного изменения отношения к Церкви со стороны властей была отмена комендантского часа на Пасху 5 апреля 1942 г. По радио было передано распоряжение коменданта Москвы: разрешается беспрепятственное движение по городу на всю пасхальную ночь, "согласно традиции"(?!). Толпы народа повалили к заутрене, кто и не ходил никогда – пошёл!
8 сентября 1943 г. колокольный звон оповестил жителей столицы СССР об избрании Патриарха всея Руси. "Избрание" было организовано Сталиным и тремя оставшимися в живых митрополитами за четыре дня до этого 4 сентября: Сергием (привезенным из Ульяновска, куда его эвакуировали осенью 1941 года, когда немцы грозили взять Москву), Алексием (из Ленинграда) и Николаем (из Киева). На их собрании Сталин приказал начать издание ”Журнала Московской Патриархии", печатать различную церковную литературу, открыть семинарии и духовные академии. Тут же на шею новоиспеченному патриарху посадили „Совет по делам Русской Православной Церкви", возглавленный, по указанию Сталина, асом НКВД Г. Карповым – в недалёком прошлом начальником отдела НКВД по уничтожению православия в СССР! При этом назначении Сталин успокоил митрополитов, сказав, что тов. Карпов – человек исполнительный. И добавил: когда Карпову приказывали уничтожать священников, он уничтожал; а теперь, когда приказывают их охранять, он будет добросовестно охранять!
Вот это "избрание" патриарха и признал незаконным совет зарубежных архиереев.
Кроме того, на Архиерейском Соборе были разрешены и многие текущие вопросы. Совершена хиротония архимандрита Григория во Епископа Гомельского. Всем хотелось, чтобы это было сделано епископами РПЦЗ, потому что являлось как бы проникновением в оккупированные области, на которых довлело немецкое вето. Архиереи также составили германскому правительству меморандум, где заявили о необходимости улучшить участь русских рабочих в Германии.
Далее уместно предоставить слово бывшему Управляющему Синодальной Канцелярией РПЦЗ графу Ю. Граббе, ставшему впоследствии епископом Григорием. Юрий Павлович Граббе (СМ.ФОТО) родился в 1902 году в Санкт-Петербурге. Граф. Сын графа П.Н.Граббе и брат игумении Магдалины (Граббе). Будучи в гимназии в г.Кисловодске вместе с братом Михаилом организовал монархическую организацию молодежи. В эмиграции в Константинополе (1920), затем в Белграде. С 1923 по 1926 обучался на богословском факультете Белградского университета. Издатель-редактор монархической легитимной газеты "Голос верноподданного" в Белграде. С 1931 управляющий канцелярией Архиерейского Синода РПЦЗ. В 1944 покинул Югославию и переехал в Германию, в Карлсбад, и вывез туда значительную часть синодального архива. В 1945 был рукоположен в сан иерея. Протоиерей (1947). В 1951 переехал вместе с Синодом в США. Митрофорный протоиерей (1956). Протопресвитер (1960). С 1932 по 1946 и с 1951 по 1967 редактор журнала "Церковная жизнь". С 1967 консультант при Архиерейском Синоде и заведующий отделом внешних сношений. В 1978 на Соборе РПЦЗ был избран секретарем Синода РПЦЗ. Принял монашество с именем Григорий (1979). Викарный епископ Манхеттенский (1979). Епископ Вашингтонский и Флоридский (1981). В 1985 ушел на покой. Скончался 24 сентября / 7 октября 1995. Его труды: «Корни церковной смуты»; «Единство и единственность Церкви»; «Англикане и Православная Церковь»; «Истинная соборность»; «Культура, прогресс и Церковь»; «Свобода с христианской точки зрения»; «Церковь и государство в будущей России»; «Единение или раздробление»; «Лже-православие на подъеме»; «Правда о Русской Церкви на родине и за рубежом»; «Отрицание вместо утверждения»и др.
Эти интересные воспоминания (с магнитофонной записи 1978 г.) будущего епископа Григория, очевидца, находившегося в самом горниле синодальных событий, касаются тогдашних отношений РПЦЗ с Сербской Церковью и окончания войны:
«Когда началась война, то Сербский Патриарх Гавриил вместе с Епископом Николаем сопровождал Короля при отступлении из Белграда до самой сербской границы. Король ночью вместе с Патриархом и Еп. Николаем остановился в каком-то монастыре, сейчас не помню, каком. Оттуда Король отправился на Запад в Англию, а Патриарх и Епископ Николай остались там и были арестованы немцами. С ними обошлись очень грубо, считая их виновниками переворота правительства Цветковича, которое было в мирных отношениях с Германией. Их потом отправили в заключение в один из монастырей недалеко от Белграда.
Когда наступил день славы Патриарха Гавриила и Епископа Николая, у которого слава была в тот же день, то Митрополит Анастасий вызвал меня и говорит: "Пойдите к германским властям и скажите им, что я хочу поехать и поздравить Патриарха и Епископа Николая".
Я отправился в отделение СД, которое ведало церковными делами. Там был офицер Майер, гауптман или штурмфюрер, точно не помню его чина. Я передал ему поручение Митрополита. Он выслушал меня и говорит: «Знаете ли Вы, о чем говорите? Знаете ли Вы, что он политический преступник?» Я ответил, что для них он преступник, а для нас – Патриарх. Мы долго и резко с ним объяснялись, и я ему в конце концов говорю: "Знаете, самая большая нелепость, которую Вы можете делать, – это держать Патриарха под арестом. У вас идет война с Советским Союзом, у вас ширится партизанщина, и в это время Патриарх с правительством Недича был бы вам большой поддержкой, а то, что он под арестом, только вредит". Майер меня довольно терпеливо выслушал, а потом говорит: "Слушайте, я все равно не могу разрешить Митрополиту ехать к Патриарху. Но я ему передам, что он его поздравляет. А Вам советую больше ни с кем так не разговаривать, как Вы разговаривали со мной". Как выяснилось потом, уже после освобождения Патриарха, этот немецкий офицер поздравление Митрополита Анастасия ему передал. И, представьте, он оказался очень доброжелательным человеком, – когда дело уже подошло к эвакуации, нам много помог.
Тут надо коснуться и внутреннего положения в Сербии и наших отношений. Некоторое время не было вообще никакого сербского правительства. Потом по предложению Димитрия Летича был образован Совет Комиссаров по разным отраслям для того, чтобы сноситься с немцами и защищать сербское население.
Летич был замечательнейший человек. Он являлся одним из немногих деятелей югославянского правительства (в свое время был министром юстиции), который был настоящим верующим и очень церковным человеком. Я с ним познакомился уже во время войны, и мы стали близкими друзьями. Он умел разговаривать с немцами, не сдавая позиций настолько, что добился у них права на создание Добровольческого корпуса, на то, чтобы было образовано правительство генерала Недича. Тот, видный генерал и солидный человек, был в родственных отношениях с Летичем. Также Летичу удалось добиться немецкого одобрения на то, что добровольческие части Недича признают Короля Петра. И они приносили присягу Королю, будучи вооружены германским оружием и находясь до некоторой степени под немецким начальством. Это были отборные части. Недич старался и порядок поддерживать, и защищать население от немецких преступлений.
Немцы всячески старались подавить партизанские акции. Даже в самом Белграде случались террористические акты. Гражданское население было привлечено к тому, чтобы охранять телефонную связь, железнодорожные пути и т.д. Мне два раза пришлось быть в таком положении. Без оружия ходишь и не знаешь, что охраняешь и от кого. Один раз, когда я так ходил с другими охранниками, нарвались на пьяного немецкого солдата, который никак не мог понять, кто мы такие. Он принял нас за партизан, направил на нас револьвер. Мы пошли под его конвоем в казарму, и только там дело выяснилось.
Такие охранители фактически считались и заложниками. В случае убийства одного немецкого солдата на месте расстреливалось сто человек.
Важным и неприятным событием было образование так называемой Хорватской Церкви. Хорваты особенно злостно притесняли православных, прямо уничтожали православных сербов. По реке Саве спускались трупы замученных сербов в таком количестве, что иногда судоходство останавливалось.
Немцы решили, что нужно навести порядок и защитить православных. И лучший для этого способ – образовать Хорватскую Православную Церковь.
Ни одного сербского епископа в Хорватии не было, потому что одни были вывезены оттуда, а другие убиты. Немцы обратились к Архиепископу Гермогену, с одной стороны, обещая ему всякие блага, а с другой – угрожая, что если не согласится, то там православным будет еще хуже. Так они добились, что он согласился устроить автокефальную Хорватскую Православную Церковь.
Конечно, когда Митрополит Анастасий получил об этом сообщение, он сейчас же запротестовал. Архиепископ Гермоген был запрещен в священнослужении, о чем мы сразу же сообщили Патриархии. А объявлять об этом немцы нам не позволили, и напечатать этого мы нигде не могли. Единственно, чего мы от немцев добились, это чтобы они не препятствовали нам объявить о том в наших церквах. Мы письменно и устно сообщили об этом Митрополиту Иосифу, который тогда возглавлял Сербскую Церковь.
Это главные события, которые происходили у нас в Белграде. Синод собирался, конечно, в малом составе: помимо Митрополита, был Архиепископ Феофан Курский, Архиепископ Тихон Берлинский и Епископ Василий Венский.
Ко времени общего развала и ослабления германской армии началась эвакуация. Надо было думать и нам, как действовать. Перед самой эвакуацией неожиданно умер Архиепископ Феофан. У нас были кое-какие средства – 24 тысячи динар. Представьте, несмотря на то, что все кругом рушилось, мне удалось получить эти деньги за два дня до отъезда. Они нам тогда очень пригодились.
Теперешний Архиепископ Серафим Чикагский, тогда – архимандрит, когда приезжал в Болгарию в поисках средств для своей типографии в Ладомирово, заехал в Белград и на всякий случай дал мне несколько бутылок вина и пачки папирос. Этот запас потом тоже не раз нас спасал.
Когда подошло выезжать, появились препятствия. У немцев были мало связанные между собой ветви управления. Одни нам сочувствовали, другие напротив – тормозили. Кроме того, со стороны части нашего прихода мы встретили оппозицию в вопросе отъезда Чудотворной Иконы Божией Матери Курской-Коренной и самого Владыки Митрополита.
Надо было заботиться и о транспорте. В конце концов, не без помощи того офицера СД Майера , который меня стращал, мы получили вагон. Стали укладывать в ящики Канцелярию. Кое-что уничтожили, кое-что уложили, но когда началась погрузка, то и тут оказались препятствия. Нам сказали, что пассажирского вагона, который нам обещали, не будет, потому что он где-то по дороге разбит. Затем, когда за нами приехали автомобили, то не всё согласились взять, а задерживаться было уже невозможно. Из Белграда все выезжали. Уехали все учащиеся с педагогическим персоналом, уехали уже и мои дети с женой. Через три недели после нашего отъезда из Белграда он был взят большевиками.
Когда мы подъехали к поезду, то вместо обещанного нам вагона была только часть вагона III класса. С нами ехал иеромонах Аверкий (Таушев), состоявший при Митрополите и преподававший в Белграде пастырское богословие и гомилетику на Миссионерско-пастырских курсах, читавший курс лекций для мирян о духовной жизни. У него была такая масса вещей, что он не смог взять Чудотворную Икону, поэтому взял ее я. Весь багаж был свален в единственный в поезде товарный вагон. Конечно, все грузилось без всяких расписок или счетов. Так мы и поехали в Германию. Мы прибыли в Вену вечером и, в общем, без приключений. Тут уже оказалось, что у нас пропало три чемодана: Вл. Митрополита, о. Аверкия и мой. Из пропавших чемоданов потом нашелся только чемодан Митрополита.
Я сразу же должен был заняться получением на всех нас продуктовых карточек. Без них нельзя питаться. И вот тут случилась такая история. Я был очень усталый, так как несколько ночей подряд не спал. По дороге в нашу венскую церковь я зашел в телефонную будку позвонить и ушел оттуда, оставив в ней портфель со всеми нашими карточками и паспортами. Конечно, когда я сообразил, что забыл, вернулся, но портфеля уже не было. Особенно меня беспокоила потеря карточек: как мы будем питаться? К счастью, мне удалось найти первого советника немецкого посольства в Белграде, который достал мне временные карточки. А через несколько дней меня вызвали в гестапо. Показывают утерянное и говорят: «Это Ваши? А почему Вы собираете столько паспортов? Что Вы собираетесь с ними делать?» Мне удалось объяснить им в чем дело.
Сам я в это время чуть не умер. Когда мы садились в поезд в Зимуне, я упал и расшиб себе колено. На следующий день у меня уже образовалась газовая флегмона. Но я не мог перестать ходить и ею заниматься, потому что надо было доставать карточки и всех куда-то устраивать. Обнаружилась моя флегмона только тогда, когда у меня начала спадать опухоль, а я смог пойти к доктору, который очень удивился, что я еще жив. В Вене мы пробыли некоторое время. Когда мы туда приехали, пока не было бомбардировок и все цело. Ко времени нашего отъезда начались бомбардировки. Тогда мы выехали в Карлсбад.
В Карлсбаде нам назначили для жительства дом, который был в распоряжении гестапо. К этому времени в Карлсбад прибыл штаб генерала Власова, с которым мы были знакомы, потому что, когда открывалось Власовское движение, на это собрание ездил Владыка Митрополит, которого я сопровождал. Тогда мы были в гостях у Власова».
Прерывая воспоминания вл. Григория (Граббе), необходимо отметить, что когда в 1944 г. немецкое руководство заключило с генералом А. А. Власовым соглашение о создании фактического русского правительства в изгнании – Комитета Освобождения Народов России (КОНР), РПЦЗ поддержало это НЕЗАВИСИМОЕ проявление борьбы против коммунизма.
"Европа-Хаус" в Берлине во время обнародования Манифеста 18 ноября 1944 года. Слева направо: Прот. А. Рымаренко – настоятель Берлинского Собора РПЦЗ, Митрополит Берлинский Серафим, Митрополит Анастасий, первоиерарх Русской Церкви за рубежом
18 ноября 1944 г. на торжественном вечере в зале "Европа-Хаус" в Берлине по случаю создания КОНР священник РПЦЗ Александр Киселёв произнёс приветственное слово от лица РПЦЗ. На этом же заседании присутствовал Митрополит Анастасий и многие представители духовенства РПЦЗ. Вскоре после этого отец Александр Киселёв возглавил дело духовного окормления Русской Освободительной Армии (РОА), начавшей формироваться после создания КОНР.
В 1945 г., во время эвакуации из Карлсбада, генерал Власов помог транспортно разместиться Митрополиту Анастасию, что значительно его выручило. Продолжаем воспоминания владыки Григория (Граббе):
«Мы начали думать, куда же нам двигаться. Ни с какими немецкими учреждениями, которые ведали церковными делами, мы связываться не могли. Их уже не оказалось: они куда-то выехали. Но от них было необходимо получить разрешение на выезд из Карлсбада. При штабе Власова был симпатичный немецкий офицер из какой-то разведческой группы. Он сказал мне, что сейчас здесь нет СД, которая могла бы нам помочь. Мы с генералом Болдыревым сговорились, что поедем в Мюнцинген, где были формирования генерала Власова.
Немецкий офицер обещал дать нам нужный пропуск, а потом вызывает меня и говорит: СД обнаружилась в каком-то городе (названия не помню), и довольно далеко. Так что мне надо ехать туда. Я приехал в указанное место и нашел лагерь, в котором должна была находиться СД. Пока я старался их найти, в это время тревога. Я вышел из лагеря. Тут подъезжает ко мне какой-то солдат и говорит: "Вы хотели видеть офицера Н.Н., так, пожалуйста, идите в этот лес и там его найдете". Я пошел в лес, меня остановила застава, провели к офицеру. Объяснять ему, зачем нам надо уезжать из Карлсбада, немыслимо. Ведь немцы непобедимы и их поражение невозможно… Так что, надо было придумывать какой-то другой предлог. Говорю немцу, что ввиду советской пропаганды нам надо собрать всех епископов, наших, украинских и белорусских, и что для этого самым удобным местом будет Мюнцинген.
Он дал мне пропуск и ушел. По дороге обратно все смотрели на меня с большим удивлением.
Приезжаю назад, и на другой день иду в штаб, чтобы сказать: я пропуск получил, – а офицер разведки говорит мне: "Знаете, это не годится". Что такое? Он мнется, мнется и вдруг говорит: "Вам ехать в Мюнцинген нельзя, потому что Мюнцинген будет занят французами, а французы вас выдадут большевикам. Вам надо ехать в такое место, которое будет оккупировано американцами".
Тогда мы договорились, чтобы нам двигаться в Кемптен. Но тут надо снова ехать, чтобы доставать новый пропуск.
Епископ Григорий (Граббе) на покое в 1990-е годы
Когда я в тот лагерь опять приехал, обнаружил, что станция разбита и надо идти несколько километров пешком. Я пришел в лес, а он пустой. Когда я отошел от места, где были раньше германские офицеры, ко мне подходит какой-то немец и спрашивает, что я ищу. Я говорю: тут были офицеры и они мне нужны. Немец сказал: "О, это сейчас совсем в другом месте. Я Вам покажу". Вывел меня на дорогу, показывает на горизонте лес и говорит идти туда, потому что они в том лесу. Я отправился в лес напрямик, через поля. Когда я пришел туда, уже темнело. Вижу, что я пришел в правильное место, потому что кругом офицеры и даже барышни. Нашел нужного офицера и говорю ему, что вот так и так, а он воспринимает меня не особенно любезно. Я стал ему объяснять, что белорусские епископы никак не могут приехать в Мюнцинген, и поэтому надо ехать в Кемптен. В конце концов, он дал мне пропуск, накормил и говорит: «Уже поздно, идите ложитесь спать». Предоставили мне кровать в большом зале между штабными, и только я лег, как тревога. Все вскакивают, хватаются за оружие. Говорят – спускаются американские парашютисты.
Можете себе представить мое удовольствие попасть к американцам в компании СД?! Доказывай потом, кто ты и почему здесь. К счастью, очень скоро был дан отбой, и я ушел среди ночи, чтобы только вернуться домой.
Когда надо было уже ехать, мы договорились с генералом Власовым, что он предоставит два места для Владыки Митрополита. Так что, Владыка Митрополит с Курско-Коренной Иконой и своим келейником поехали в автобусе вместе со штабом, а Митрополит Серафим, Епископ Василий, отец Аверкий и все наши служащие поехали в отдельном вагоне.
Доехали до Фюссена, а там уже тревога, бомбардировка, в которой станция была разбита. Утром выходим – все кругом искорежено. Но на третий день на станции началось какое-то движение. Я все думал: что же делать? Нанять телегу? Но в незнакомом месте не знаешь и куда обратиться. Но тут вижу, что кто-то начинает ходить по станции и наводить какой-то порядок. Слава Богу, оказалось, что наш вагон, еще один вагон и паровоз находятся на пути, который свободен и можно ехать в нужном направлении. У меня были папиросы и вино, я их отдал, кому нужно, тогда прицепили наш вагон и мы поехали дальше.
Ехали долго и мучительно. На каждой станции мне надо было выходить, чтобы проверить, что нас не отцепят. Так мы добрались до станции, где начальник мне сказал: «Я вас возвращаю в Пассау, потому что у меня слишком забита станция». И никаких подарков он не берет, и ничего слушать не хочет. Пока я думал, что же мне дальше делать, вижу, что служащий железной дороги составляет поезд. Я спрашиваю: куда состав пойдет? Он говорит – в Зальцбург. Я дал ему пачку папирос (были на вес золота), чтобы он прицепил и наш вагон. Он прицепил, и так мы поехали в Зальцбург.
Там мы довольно долго стояли. В это время началась бомбардировка, и бомбы упали перед нашим вагоном и за ним. Но тут подвернулся какой-то русский человек, он достал нам автобус, который перевез нас на другую ветку железной дороги. Там мы снова получили вагон и поехали дальше. Доехали до тирольских мест, где нас остановили и сказали, что дальше ехать нельзя. Там было много русских, но место было неуютное, около станции находился лагерь военнопленных. Я отправился пешком в Зальцбург, чтобы получить разрешение остаться в ближайшем селе.
Прибыл в управление гаулейтера. Там у них уже полный развал. Люди входят военными с пистолетами и выходят штатскими с портфелями. Я все же сразу получил квиток на прием к гаулейтеру и по дороге все смотрю: какая станция, где легче будет остановиться? Выбрал маленькую станцию Кухель и получил туда пропуск. Вернулся назад, а со станции уходит последний поезд. Пришлось мне стоять на его ступеньках. Наконец, добрался до Кухеля, и там удалось получить разрешение поселиться в каком-то недостроенном доме. С нами был и Владыка Серфим, и все другие члены нашей группы. Кормились как Бог даст. Но в таких случаях Господь посылает.
Там мы провели некоторое время, ходили пешком в уже американский Зальцбург, чтобы получить разрешение ехать в Фюссен и там соединиться с Митрополитом. Но никто не дает пропуска. Говорят: это не наше дело.
Какой-то американский офицер, к которому я ходил с посланцем бывшего гаулейтера, пропуска мне не дал. Я в конце концов после долгих мытарств попал опять к тому же офицеру. Он сидит за столом и подбрасывает в воздух свой револьвер. Я ему объясняю, что все еще стараюсь найти того, кто может дать нам пропуск. Он мне говорит: "Знаете, кто может дать вам пропуск? Я могу дать вам пропуск!" Он мне его выдал, и мы поехали для соединения с Владыкой Митрополитом, и тогда уже началась другая наша жизнь, под американской оккупацией».
Продолжение следует...
ОБЩЕЕ ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ>>> [1]
"Сказал авва Петр, что спросил он некогда авву Амуна: что значит работать страстям? Авва сказал мне: поколику порабощен кто какой-нибудь страсти, он не считается рабом Божиим; но тот раб Божий, в котором владычествует Бог. Доколе он находится в одержании (страсти), -- обладаемый сею страстию не может учить других; ибо стыдно ему учить другого или вызывать против него Бога, прежде нежели сам не освободится от нее. Ибо как он будет взыскивать на другом, сам будучи одержим от нее? Сам он ни раб, ни друг, ни сын Божий, чтобы взыскивать на другом, но постоянно сам должен стараться о том, чтобы освободиться ему от тех страстей, коим он служит, и пусть собственное лице свое он считает исполненным стыда пред Богом. Ибо поколику порабощен он страстям, должен плакать о том, что не удостоен дерзновения пред Богом, каковое дает истинная чистота, коей требует Бог от человека".
(Древний Патерик или ДОСТОПАМЯТНЫЕ СКАЗАНИЯ о подвижничестве СВЯТЫХ И БЛАЖЕННЫХ ОТЦОВ, переведенный с греческого из Синодальной рукописи № 452: http://pravbeseda.ru/library/index.php?page=book&id=101 )
Представитель германского командования передает начальнику Псковской православной миссии протоиерею Кириллу Зайцу Чудотворную икону Тихвинской Божией Матери 14-го века, спасенную немецким солдатом при освобождении Тихвина от безбожной советской власти из пожара краеведческого музея, где она была после закрытия коммунистами в 1920-х годах тихвинского Успенского собора. Псков. 22 марта 1942 года
Содержание ЧАСТИ III: 1939 – 1947 годы:
Глава первая. АРХИЕРЕЙСКИЙ СИНОД
Деятельность Синода РПЦЗ в годы Второй мировой войны и сразу после нее.
Глава вторая. ГЕРМАНСКАЯ ЕПАРХИЯ РПЦЗ
История Германской епархии под руководством Архиепископа Серафима Берлинского и Германского в годы Второй мировой войны.
Глава третья. ДОКУМЕНТЫ РПЦЗ 1930-х -- 1940-х годов
Воззвания к пастве, обращения к А.Гитлеру против большевизма, СССР, публицистика 2-й гражданской войны 1941-45 годов.
Глава четвертая. ПАСТЫРСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ВЕРМАХТЕ И СС
Глава пятая. РЕЛИГІОЗНАЯ ПОЛИТИКА НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТОВ ПО ОТНОШЕНІЮ КЪ ПРАВОСЛАВІЮ
Глава шестая. МИТРОПОЛИТ АНАСТАСИЙ
Биография, свершения Митрополита Анастасия.
+ + +
Глава первая. АРХИЕРЕЙСКИЙ СИНОД
1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. В Архиерейском Синоде РПЦЗ сразу же возник вопрос о том, что раз немцы вступают в Польшу, а с другой стороны на поляков наступают большевики, Польская Церковь может оказаться без епископов. Архиепископу Серафиму (Лядэ) /СМ.ФОТО/ Берлинскому и Германскому были даны указания, чтобы он оказал помощь прежде всего иерархии, а если там ее не окажется, принял бы на себя попечение о верующих, оставшихся без архиереев.
Действительно, Митрополит Дионисий Варшавский оказался в очень трудном положении, потому что его считали сторонником Польского правительства. Вдобавок на него обрушились представители семи местных украинских приходов РПЦЗ, и он был даже под арестом. Вл. Дионисий сам вызвал Архиепископа Серафима, чтобы тот ему помог.
Архиепископ Серафим приехал, помог ему в значительной степени, а потом Митрополит Дионисий добился соглашения с украинцами, и благодаря этому его положение укрепилось. Дальнейшего содействия не требовалось, и Владыка Серафим мог спокойно уехать.
В первое время, за исключением этой заботы, Синоду не было больших затруднений. Югославия оставалась нейтральным государством еще почти год, так что переписка была свободной со всеми странами, и даже с Дальним Востоком не имелось затруднений.
Однако Митрополит Анастасий все же опасался возможных осложнений и написал письмо протопресвитеру Сергию Орлову в Женеву, спрашивая его, не будет ли возможно в случае каких-либо мировых осложнений перенести центр РПЦЗ в Женеву, или, по крайней мере, ему самому туда переехать, чтобы, во всяком случае, быть вне воюющих сил. Это письмо было перехвачено немцами, и потом сказались его прямые последствия. Но тогда из этого плана ничего не вышло. И когда в Югославии произошел в 1941 г. переворот, всем стало ясно, что опять наступают радикальные события. Действительно, вслед за этим скоро последовало нападение немцев, и Синод РПЦЗ оказался в стране, оккупированной одной из воюющих стран.
В момент немецкого нападения на Белград одна из бомб упала недалеко от нашей Синодальной Канцелярии. Она не разбила ее, а только повредила двери, окна и переместила все, что в ней лежало, Канцелярия особенно не пострадала. Митрополит как раз в это время был в церкви.
Переписка с какими-либо странами оказалась невозможной. Синод стал совершенно изолированным. Те сношения, которые перед тем были с Америкой и Дальним Востоком, тоже оказались невозможными. Незадолго до этого Синод получал деньги из Америки, регулярно переписывались с Харбином, а теперь даже и в Германию почта не шла.
Сразу же возник вопрос отношений с германскими оккупационными властями. В Белграде перед тем был делегат, ведавший интересами русской эмиграции, бывший русский посланник В. Н. Штрандтман. Здесь находилась очень благоустроенная русская колония во главе с Е. Е. Ковалевским. Кроме того, была Державная Комиссия, которая распоряжалась передачей средств на содержание русских учебных заведений и других русских учреждений. Сам Синод в значительной степени имел помощь Югославянского Правительства, и по распоряжению принца Павла каждый месяц получал пособие от Председателя Правительства.
Евграф Евграфович Ковалевский был убит во время бомбардировки – колония оказалась обезглавленной. Штрандтман очень скоро был посажен немцами под арест. Вот тут и произошло первое сношение с германскими властями, когда Митрополит Анастасий настоял перед немецким Главнокомандующим, чтобы Штрандтман был освобожден. Василий Николаевич через два дня вышел на свободу, но был сильно подавлен этим арестом, и даже если его кто-либо просил сделать представление немецким властям, он от этого отказывался.
Через некоторое время заново началась организация русской эмиграции. Сначала немцами был назначен для этого генерал Скородумов. Он был боевым офицером, по-видимому, очень храбрым, который мечтал поднять русскую эмиграцию для участия в борьбе с коммунизмом. В этом отношении генерал был готов идти вместе с немцами, но одновременно был и патриотом, который не хотел сдавать им никаких позиций. К сожалению, в церковном отношении Скородумов понимал очень мало. У Синода сразу же возникли с ним столкновения, потому что он написал приказ, который был адресован духовенству. И в нем было сказано, как служить молебны и Литургию, вообще давались самые неожиданные указания пастырям, которые, конечно, никак не могли быть приняты.
Кроме того, некоторые русские молодые люди объяснили гестапо, что все синодальные русские из РПЦЗ – масоны, начиная со Штрандтмана, с ними не нужно считаться, а генерал Скородумов должен навести порядок.
Митрополит послал своих представителей в гестапо, где было заявлено, что РПЦЗ никаким распоряжениям, которые издаются людьми, не имеющими отношения к Церкви, подчиняться не будет. Генерал Скородумов был смещен, а на его место назначен генерал Крейтер, с которым уже не было никаких недоразумений: он отлично понимал положение Церкви.
Синод сразу же столкнулся и с немецкой политикой в отношении русских. Скоро стало заметно, что немцы не хотят, чтобы Синод себя здесь как-то проявлял. В особенности они оберегали от него оккупированные области. Это ясно обнаружилось, когда началась война между Германией и СССР.
В первый день объявления войны (в день Всех Святых в Земле Российской просиявших) все русские прихожане были в храме. Туда и в Синодальную Канцелярию вошли гестаповцы, произвели обыски, некоторых арестовали. Одновременно гестаповцы явились к Владыке Митрополиту, где тоже сделали обыск.
Из Синода был послан представитель с жалобой к командующему войсками генералу Шредеру. Тот приказал немедленно прекратить эту историю, назначил прием Митрополиту и извинялся на нем за все, что произошло. Но, несмотря на извинения, было видно, что немцы не хотят оказывать поддержку РПЦЗ в ее служении для России. После войны это стало совершенно ясно из документов, изъятых из германских архивов. По ним видно, что больше всего немцы добивались разделения как в самой РПЦЗ, так и в связях Русского Зарубежья с подсоветскими русскими. Теперь-то понятно, почему Синоду было так трудно сноситься с Архиепископом, потом – Митрополитом Серафимом в Германии. Немцы не хотели, чтобы он был слишком связан с Синодом, но и ему не особенно позволяли общаться с властями по церковным делам, особенно на оккупированном Востоке.
Тем не менее, кое-что удавалось. Очень много сделало Братство преп. Иова в Ладомирове в Словакии, где была типография. Монахи занялись печатанием церковных материалов для отправки в занятые немцами области. Издали массу журналов и брошюр, все это переправлялось при помощи словацких солдат, иными путями. Ладомировцы получали много писем и их публиковали. Потом у монахов иссякли средства. Тогда возглавлявший их архимандрит Серафим (потом – архиепископ Серафим Чикагский) поехал в Болгарию, и Болгарская Церковь выделила ему большое пособие для печатания. Какую-то помощь предоставила и Сербская Церковь, а потом он получил еще средства в Словакии, чтобы начать издавать богослужебные книги. В каком объеме была эта работа Братства, можно судить по тому, что когда происходило уже его свертывание и отступление, то из Ладомирова отправили два вагона книг. Один из них остался в Вене и был разграблен по окончании войны; частично эти книги продавались потом в США. Другой вагон пошел в Карлсбад, из него взяли комплекты книг, которые распределили по храмам в беженских лагерях. Остальное тоже было разграблено.
Как бы то ни было, а обитель РПЦЗ преподобного Иова в Словакии напечатала и смогла распространить 100.000 Евангелий, 60.000 молитвенников, разные апологетические издания. Несмотря на немецкий запрет, все эти книги попали в руки русским людям, как в России, так и оказавшимся в Германии на работах.
Синоду удалось изготовить 200 тысяч металлических крестиков, напечатать платы для антиминсов, которые отправили в Россию. Для военных образований со священниками смогли направить около 20 комплектов богослужебных сосудов.
Те трудности, которые возникали в сношениях с другими странами, вызвали в Синоде необходимость создать Средне-Европейский Митрополичий округ для того, чтобы придать больше веса и свободы Архиепископу Серафиму. Он стал Митрополитом, и ему были подчинены Германия и Австрия. Кроме того, через него шли связи общин, подчиненных Митрополиту Евлогию, возглавлявшему Экзархат западно-европейских приходов, отделившийся от РПЦЗ. Митрополит Серафим был избран германским правительством как посредник, потому что немцы всё объединяли. Это было не только в отношении православных, то же самое они сделали с протестантами и с другими конфессиями. Немцы предпочитали иметь дело с кем-нибудь одним, а между собой нужно было разбираться как придется. Они предложили евлогианским Архиепископу (тогда он был еще Епископом) Сергию Пражскому и архимандриту (потом – Архиепископу) Иоанну (Шаховскому), чтобы все сношения с властями велись через Архиепископа, потом – Митрополита Серафима.
На долю вл. Серафима выпало много трудной работы, потому что Германия наполнилась русскими рабочими, и надо было их как-то окормлять. На принудительные работы в Германии было вывезено из СССР до пяти миллионов человек. В лагерях военнопленных также томилось большое количество русских. Доступ в лагеря, как в рабочие, так и для военнопленных, был запрещён духовенству РПЦЗ. Тем не менее, всевозможными путями священники РПЦЗ проникали туда и несли духовное утешение, проповедь о Христе русским людям.
Пастыри РПЦЗ всячески помогали русским, как попавшим на принудительные работы в качестве "остовцев", так и военнопленным. Это была и миссионерская работа РПЦЗ, и помощь продуктами питания, одеждой, и духовное окормление.
Между тем, германское правительство считало этих русских людьми, не имеющими никаких прав, и не позволяло им даже ходить в церковь. Несмотря на это, русские в церковь ходили, но Митрополиту Серафиму несколько раз предъявлялись требования, чтобы он их в храмы не пускал. Митрополит отвечал, что Церковь существует для того, чтобы принимать верующих, он никому не может запретить в нее приходить. Если правительство хочет запрещать, сказал владыко, то оно само может поставить полицейских у входа, а он решительно отказывается, как бы то ни было в этом сотрудничать.
Также на долю вл. Серафима выпало трудное дело спасения жизни управляющего евлогианскими приходами в Бельгии Архиепископа Александра (Немоловского), который был арестован и за очень яркие выступления против немцев. Они хотели его расстрелять, но Митрополит Серафим добился того, что вл. Александра отпустили на поруки, и он жил у него в Тегеле под личной ответственностью.
Другим тяжелым для вл. Серафима событием было дело главы епархии Чехии и Моравии Сербской Православной Церкви Епископа Горазда (Павлика), который тоже был в какой-то степени замечен у немцев. Кроме того, Епископ Горазд прятал у себя бывшего генерал-губернатора в Чехословакии. Обнаружилось это в то время, когда Епископ Горазд был по делам в Берлине. Его оттуда срочно вызвали назад, и он знал зачем. Поэтому Владыко Горазд навсегда простился с владыкой Серафимом. Как только Епископ Горазд вернулся в Прагу, его там судили и расстреляли.
Когда расправились с Епископом Гораздом, германское правительство всячески старалось оправдываться, уверяя, что не преследует религию. Поэтому от Митрополита Серафима потребовали, чтобы он присоединился к осуждению Епископа Горазда, но Митрополит Серафим категорически отказался. Владыко сказал: "Я не могу выступать в этом вопросе, потому что я не знаю дела. Я не видал никаких документов и не могу судить, насколько он виноват или не виноват. Я по этому делу сделать не могу и никакого заявления". Сколько власти ни настаивали, но уговорить его не смогли.
Другой областью, с которой Синоду иногда приходилось сноситься, был Западно-Европейский округ РПЦЗ с управлением в Париже. Там были трудности иного характера – Митрополит Серафим (Лукьянов) чувствовал себя неуверенно и слишком шел на поводу у немцев, настолько, что Синод стал из Парижа получать жалобы от прихожан. Были претензии и к протоиерею Краскому, которого Синод лишил сана. Для разбора этих дел Синод послал туда другого Серафима (Лядэ), Берлинского, который приехал во Францию и обследовал положение дел в округе, после чего прислал детальный доклад.
Все попытки получить разрешение на встречу епископов РПЦЗ с епископами в оккупированных областях ни к чему не приводили. Немцы категорически отказывали. Даже и сам Митрополит Серафим только один раз смог приехать в Белград, но и то не на заседание. И только в 1943 году, когда в Москве Сталин надумал поставить патриарха, немцы неожиданно раздобрились, чтобы РПЦЗ могла высказать свое суждение. Для этого они дали разрешение устроить Архиерейский Собор в Вене.
Владыка Митрополит поехал туда в октябре в сопровождении офицера СД (германская военная разведка) и его помощника. Этот офицер ради служебного положения формально отрекся от веры. Такой сопровождающий явился очередной демонстрацией бестактности с немецкой стороны.
В Вене на Архиерейском Соборе РПЦЗ присутствовали Владыка Серафим, Епископы Владыка Василий, Владыка Тихон – всего восемь заграничных архиереев, и еще должна была состояться архиерейская хиротония.
Как только все собрались на заседание, пожаловали сюда и уселись также немецкие военные. Управляющий Синодальной Канцелярией граф Ю. Граббе к ним подошел и сказал:
– У нас сейчас заседание.
– Да, да, – отвечали те и не уходили.
Граф Граббе стал объяснять, что заседание закрытое и их присутствие на нем невозможно. Немцы стали спорить.
Он сказал им:
– Как хотите. Хотите сидеть здесь – сидите, но у нас собрания не будет.
Тогда немцы с возмущением ушли.
На заседании было вынесено Постановление, почему Архиерейский Собор РПЦЗ не признает избрания патриарха в Москве. Зарубежные русские иерархи под владычеством Гитлера на родине того в Вене держались с достоинством, а сергианские архиереи и не думали перечить другому людоеду Сталину в советской Москве.
Вот как пришло лишь в середине Второй мировой войны по инициативе Сталина "спасение Церкви", во имя которого, как утверждает МП, митрополит Сергий (Страгородский) написал в 1927 году свою декларацию. Хотя митрополит Сергий и сделал верноподданническое послание в первый день войны, 22 июня 1941 года, в котором заявлял: „Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа... Не оставит она народ свой и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг", – Сталин оставил тогда пока это без внимания.
Тогда, в первые месяцы войны в 1941 г. русские люди в советской форме не больно желали защищать „советскую родину", где любого ждал ГУЛАГ. Они не только сдавались немцам сотнями тысяч, но самые отчаянные просили у тех оружие, чтобы бить коммунистов. Такого армия нашего Отечества не знала в течение всей своей истории, и Сталин лихорадочно стал искать выход из положения.
Именно поэтому решили сделать ставку на РУССКИЙ патриотизм. Марксистские лозунги убрали, с 1 января 1943 г. в армии ввели погоны, для офицеров и генералов – золотые, которые вырезались на коже у белых офицеров всего лишь 20 лет назад на гражданской войне; были учреждены ордена Суворова, Кутузова, Дмитрия Донского и других великих людей Российской Империи и Святой Руси; полкам и дивизиям начали присваиваться имена царских гвардейских и других полков, а советская пропаганда дружно трубила о священных ВЕКОВЫХ, овеянных славой традициях таких полков; вся война стала преподноситься как ОТЕЧЕСТВЕННАЯ, т.е., борьба РУССКОГО, советского НАРОДА с иностранными захватчиками. Однако сие неправда, вот что указывает, например, журнал «Посев»:
«Примерно каждый 15-й, служивший в германских вооруженных силах в 1941-45 годах, имел гражданство СССР. Численность этих людей, достигавшая 1,1 миллиона человек, превышает совокупную численность Белых Армий периода Гражданской войны».
Поэтому о коммунизме в СССР тогда никто много не говорил. Также эта войну стали прозывать СВЯЩЕННОЙ – т.е. как бы защищающей под прикрытием православных святынь власть кровавого диктатора и "святыни" насаждаемой лжи и безбожия.
Налаживая агитпроп, Сталин не забывал и о духовной стороне вопроса. Наверное, первым проявлением показного изменения отношения к Церкви со стороны властей была отмена комендантского часа на Пасху 5 апреля 1942 г. По радио было передано распоряжение коменданта Москвы: разрешается беспрепятственное движение по городу на всю пасхальную ночь, "согласно традиции"(?!). Толпы народа повалили к заутрене, кто и не ходил никогда – пошёл!
8 сентября 1943 г. колокольный звон оповестил жителей столицы СССР об избрании Патриарха всея Руси. "Избрание" было организовано Сталиным и тремя оставшимися в живых митрополитами за четыре дня до этого 4 сентября: Сергием (привезенным из Ульяновска, куда его эвакуировали осенью 1941 года, когда немцы грозили взять Москву), Алексием (из Ленинграда) и Николаем (из Киева). На их собрании Сталин приказал начать издание ”Журнала Московской Патриархии", печатать различную церковную литературу, открыть семинарии и духовные академии. Тут же на шею новоиспеченному патриарху посадили „Совет по делам Русской Православной Церкви", возглавленный, по указанию Сталина, асом НКВД Г. Карповым – в недалёком прошлом начальником отдела НКВД по уничтожению православия в СССР! При этом назначении Сталин успокоил митрополитов, сказав, что тов. Карпов – человек исполнительный. И добавил: когда Карпову приказывали уничтожать священников, он уничтожал; а теперь, когда приказывают их охранять, он будет добросовестно охранять!
Вот это "избрание" патриарха и признал незаконным совет зарубежных архиереев.
Кроме того, на Архиерейском Соборе были разрешены и многие текущие вопросы. Совершена хиротония архимандрита Григория во Епископа Гомельского. Всем хотелось, чтобы это было сделано епископами РПЦЗ, потому что являлось как бы проникновением в оккупированные области, на которых довлело немецкое вето. Архиереи также составили германскому правительству меморандум, где заявили о необходимости улучшить участь русских рабочих в Германии.
Далее уместно предоставить слово бывшему Управляющему Синодальной Канцелярией РПЦЗ графу Ю. Граббе, ставшему впоследствии епископом Григорием. Юрий Павлович Граббе (СМ.ФОТО) родился в 1902 году в Санкт-Петербурге. Граф. Сын графа П.Н.Граббе и брат игумении Магдалины (Граббе). Будучи в гимназии в г.Кисловодске вместе с братом Михаилом организовал монархическую организацию молодежи. В эмиграции в Константинополе (1920), затем в Белграде. С 1923 по 1926 обучался на богословском факультете Белградского университета. Издатель-редактор монархической легитимной газеты "Голос верноподданного" в Белграде. С 1931 управляющий канцелярией Архиерейского Синода РПЦЗ. В 1944 покинул Югославию и переехал в Германию, в Карлсбад, и вывез туда значительную часть синодального архива. В 1945 был рукоположен в сан иерея. Протоиерей (1947). В 1951 переехал вместе с Синодом в США. Митрофорный протоиерей (1956). Протопресвитер (1960). С 1932 по 1946 и с 1951 по 1967 редактор журнала "Церковная жизнь". С 1967 консультант при Архиерейском Синоде и заведующий отделом внешних сношений. В 1978 на Соборе РПЦЗ был избран секретарем Синода РПЦЗ. Принял монашество с именем Григорий (1979). Викарный епископ Манхеттенский (1979). Епископ Вашингтонский и Флоридский (1981). В 1985 ушел на покой. Скончался 24 сентября / 7 октября 1995. Его труды: «Корни церковной смуты»; «Единство и единственность Церкви»; «Англикане и Православная Церковь»; «Истинная соборность»; «Культура, прогресс и Церковь»; «Свобода с христианской точки зрения»; «Церковь и государство в будущей России»; «Единение или раздробление»; «Лже-православие на подъеме»; «Правда о Русской Церкви на родине и за рубежом»; «Отрицание вместо утверждения»и др.
Эти интересные воспоминания (с магнитофонной записи 1978 г.) будущего епископа Григория, очевидца, находившегося в самом горниле синодальных событий, касаются тогдашних отношений РПЦЗ с Сербской Церковью и окончания войны:
«Когда началась война, то Сербский Патриарх Гавриил вместе с Епископом Николаем сопровождал Короля при отступлении из Белграда до самой сербской границы. Король ночью вместе с Патриархом и Еп. Николаем остановился в каком-то монастыре, сейчас не помню, каком. Оттуда Король отправился на Запад в Англию, а Патриарх и Епископ Николай остались там и были арестованы немцами. С ними обошлись очень грубо, считая их виновниками переворота правительства Цветковича, которое было в мирных отношениях с Германией. Их потом отправили в заключение в один из монастырей недалеко от Белграда.
Когда наступил день славы Патриарха Гавриила и Епископа Николая, у которого слава была в тот же день, то Митрополит Анастасий вызвал меня и говорит: "Пойдите к германским властям и скажите им, что я хочу поехать и поздравить Патриарха и Епископа Николая".
Я отправился в отделение СД, которое ведало церковными делами. Там был офицер Майер, гауптман или штурмфюрер, точно не помню его чина. Я передал ему поручение Митрополита. Он выслушал меня и говорит: «Знаете ли Вы, о чем говорите? Знаете ли Вы, что он политический преступник?» Я ответил, что для них он преступник, а для нас – Патриарх. Мы долго и резко с ним объяснялись, и я ему в конце концов говорю: "Знаете, самая большая нелепость, которую Вы можете делать, – это держать Патриарха под арестом. У вас идет война с Советским Союзом, у вас ширится партизанщина, и в это время Патриарх с правительством Недича был бы вам большой поддержкой, а то, что он под арестом, только вредит". Майер меня довольно терпеливо выслушал, а потом говорит: "Слушайте, я все равно не могу разрешить Митрополиту ехать к Патриарху. Но я ему передам, что он его поздравляет. А Вам советую больше ни с кем так не разговаривать, как Вы разговаривали со мной". Как выяснилось потом, уже после освобождения Патриарха, этот немецкий офицер поздравление Митрополита Анастасия ему передал. И, представьте, он оказался очень доброжелательным человеком, – когда дело уже подошло к эвакуации, нам много помог.
Тут надо коснуться и внутреннего положения в Сербии и наших отношений. Некоторое время не было вообще никакого сербского правительства. Потом по предложению Димитрия Летича был образован Совет Комиссаров по разным отраслям для того, чтобы сноситься с немцами и защищать сербское население.
Летич был замечательнейший человек. Он являлся одним из немногих деятелей югославянского правительства (в свое время был министром юстиции), который был настоящим верующим и очень церковным человеком. Я с ним познакомился уже во время войны, и мы стали близкими друзьями. Он умел разговаривать с немцами, не сдавая позиций настолько, что добился у них права на создание Добровольческого корпуса, на то, чтобы было образовано правительство генерала Недича. Тот, видный генерал и солидный человек, был в родственных отношениях с Летичем. Также Летичу удалось добиться немецкого одобрения на то, что добровольческие части Недича признают Короля Петра. И они приносили присягу Королю, будучи вооружены германским оружием и находясь до некоторой степени под немецким начальством. Это были отборные части. Недич старался и порядок поддерживать, и защищать население от немецких преступлений.
Немцы всячески старались подавить партизанские акции. Даже в самом Белграде случались террористические акты. Гражданское население было привлечено к тому, чтобы охранять телефонную связь, железнодорожные пути и т.д. Мне два раза пришлось быть в таком положении. Без оружия ходишь и не знаешь, что охраняешь и от кого. Один раз, когда я так ходил с другими охранниками, нарвались на пьяного немецкого солдата, который никак не мог понять, кто мы такие. Он принял нас за партизан, направил на нас револьвер. Мы пошли под его конвоем в казарму, и только там дело выяснилось.
Такие охранители фактически считались и заложниками. В случае убийства одного немецкого солдата на месте расстреливалось сто человек.
Важным и неприятным событием было образование так называемой Хорватской Церкви. Хорваты особенно злостно притесняли православных, прямо уничтожали православных сербов. По реке Саве спускались трупы замученных сербов в таком количестве, что иногда судоходство останавливалось.
Немцы решили, что нужно навести порядок и защитить православных. И лучший для этого способ – образовать Хорватскую Православную Церковь.
Ни одного сербского епископа в Хорватии не было, потому что одни были вывезены оттуда, а другие убиты. Немцы обратились к Архиепископу Гермогену, с одной стороны, обещая ему всякие блага, а с другой – угрожая, что если не согласится, то там православным будет еще хуже. Так они добились, что он согласился устроить автокефальную Хорватскую Православную Церковь.
Конечно, когда Митрополит Анастасий получил об этом сообщение, он сейчас же запротестовал. Архиепископ Гермоген был запрещен в священнослужении, о чем мы сразу же сообщили Патриархии. А объявлять об этом немцы нам не позволили, и напечатать этого мы нигде не могли. Единственно, чего мы от немцев добились, это чтобы они не препятствовали нам объявить о том в наших церквах. Мы письменно и устно сообщили об этом Митрополиту Иосифу, который тогда возглавлял Сербскую Церковь.
Это главные события, которые происходили у нас в Белграде. Синод собирался, конечно, в малом составе: помимо Митрополита, был Архиепископ Феофан Курский, Архиепископ Тихон Берлинский и Епископ Василий Венский.
Ко времени общего развала и ослабления германской армии началась эвакуация. Надо было думать и нам, как действовать. Перед самой эвакуацией неожиданно умер Архиепископ Феофан. У нас были кое-какие средства – 24 тысячи динар. Представьте, несмотря на то, что все кругом рушилось, мне удалось получить эти деньги за два дня до отъезда. Они нам тогда очень пригодились.
Теперешний Архиепископ Серафим Чикагский, тогда – архимандрит, когда приезжал в Болгарию в поисках средств для своей типографии в Ладомирово, заехал в Белград и на всякий случай дал мне несколько бутылок вина и пачки папирос. Этот запас потом тоже не раз нас спасал.
Когда подошло выезжать, появились препятствия. У немцев были мало связанные между собой ветви управления. Одни нам сочувствовали, другие напротив – тормозили. Кроме того, со стороны части нашего прихода мы встретили оппозицию в вопросе отъезда Чудотворной Иконы Божией Матери Курской-Коренной и самого Владыки Митрополита.
Надо было заботиться и о транспорте. В конце концов, не без помощи того офицера СД Майера , который меня стращал, мы получили вагон. Стали укладывать в ящики Канцелярию. Кое-что уничтожили, кое-что уложили, но когда началась погрузка, то и тут оказались препятствия. Нам сказали, что пассажирского вагона, который нам обещали, не будет, потому что он где-то по дороге разбит. Затем, когда за нами приехали автомобили, то не всё согласились взять, а задерживаться было уже невозможно. Из Белграда все выезжали. Уехали все учащиеся с педагогическим персоналом, уехали уже и мои дети с женой. Через три недели после нашего отъезда из Белграда он был взят большевиками.
Когда мы подъехали к поезду, то вместо обещанного нам вагона была только часть вагона III класса. С нами ехал иеромонах Аверкий (Таушев), состоявший при Митрополите и преподававший в Белграде пастырское богословие и гомилетику на Миссионерско-пастырских курсах, читавший курс лекций для мирян о духовной жизни. У него была такая масса вещей, что он не смог взять Чудотворную Икону, поэтому взял ее я. Весь багаж был свален в единственный в поезде товарный вагон. Конечно, все грузилось без всяких расписок или счетов. Так мы и поехали в Германию. Мы прибыли в Вену вечером и, в общем, без приключений. Тут уже оказалось, что у нас пропало три чемодана: Вл. Митрополита, о. Аверкия и мой. Из пропавших чемоданов потом нашелся только чемодан Митрополита.
Я сразу же должен был заняться получением на всех нас продуктовых карточек. Без них нельзя питаться. И вот тут случилась такая история. Я был очень усталый, так как несколько ночей подряд не спал. По дороге в нашу венскую церковь я зашел в телефонную будку позвонить и ушел оттуда, оставив в ней портфель со всеми нашими карточками и паспортами. Конечно, когда я сообразил, что забыл, вернулся, но портфеля уже не было. Особенно меня беспокоила потеря карточек: как мы будем питаться? К счастью, мне удалось найти первого советника немецкого посольства в Белграде, который достал мне временные карточки. А через несколько дней меня вызвали в гестапо. Показывают утерянное и говорят: «Это Ваши? А почему Вы собираете столько паспортов? Что Вы собираетесь с ними делать?» Мне удалось объяснить им в чем дело.
Сам я в это время чуть не умер. Когда мы садились в поезд в Зимуне, я упал и расшиб себе колено. На следующий день у меня уже образовалась газовая флегмона. Но я не мог перестать ходить и ею заниматься, потому что надо было доставать карточки и всех куда-то устраивать. Обнаружилась моя флегмона только тогда, когда у меня начала спадать опухоль, а я смог пойти к доктору, который очень удивился, что я еще жив. В Вене мы пробыли некоторое время. Когда мы туда приехали, пока не было бомбардировок и все цело. Ко времени нашего отъезда начались бомбардировки. Тогда мы выехали в Карлсбад.
В Карлсбаде нам назначили для жительства дом, который был в распоряжении гестапо. К этому времени в Карлсбад прибыл штаб генерала Власова, с которым мы были знакомы, потому что, когда открывалось Власовское движение, на это собрание ездил Владыка Митрополит, которого я сопровождал. Тогда мы были в гостях у Власова».
Прерывая воспоминания вл. Григория (Граббе), необходимо отметить, что когда в 1944 г. немецкое руководство заключило с генералом А. А. Власовым соглашение о создании фактического русского правительства в изгнании – Комитета Освобождения Народов России (КОНР), РПЦЗ поддержало это НЕЗАВИСИМОЕ проявление борьбы против коммунизма.
"Европа-Хаус" в Берлине во время обнародования Манифеста 18 ноября 1944 года. Слева направо: Прот. А. Рымаренко – настоятель Берлинского Собора РПЦЗ, Митрополит Берлинский Серафим, Митрополит Анастасий, первоиерарх Русской Церкви за рубежом
18 ноября 1944 г. на торжественном вечере в зале "Европа-Хаус" в Берлине по случаю создания КОНР священник РПЦЗ Александр Киселёв произнёс приветственное слово от лица РПЦЗ. На этом же заседании присутствовал Митрополит Анастасий и многие представители духовенства РПЦЗ. Вскоре после этого отец Александр Киселёв возглавил дело духовного окормления Русской Освободительной Армии (РОА), начавшей формироваться после создания КОНР.
В 1945 г., во время эвакуации из Карлсбада, генерал Власов помог транспортно разместиться Митрополиту Анастасию, что значительно его выручило. Продолжаем воспоминания владыки Григория (Граббе):
«Мы начали думать, куда же нам двигаться. Ни с какими немецкими учреждениями, которые ведали церковными делами, мы связываться не могли. Их уже не оказалось: они куда-то выехали. Но от них было необходимо получить разрешение на выезд из Карлсбада. При штабе Власова был симпатичный немецкий офицер из какой-то разведческой группы. Он сказал мне, что сейчас здесь нет СД, которая могла бы нам помочь. Мы с генералом Болдыревым сговорились, что поедем в Мюнцинген, где были формирования генерала Власова.
Немецкий офицер обещал дать нам нужный пропуск, а потом вызывает меня и говорит: СД обнаружилась в каком-то городе (названия не помню), и довольно далеко. Так что мне надо ехать туда. Я приехал в указанное место и нашел лагерь, в котором должна была находиться СД. Пока я старался их найти, в это время тревога. Я вышел из лагеря. Тут подъезжает ко мне какой-то солдат и говорит: "Вы хотели видеть офицера Н.Н., так, пожалуйста, идите в этот лес и там его найдете". Я пошел в лес, меня остановила застава, провели к офицеру. Объяснять ему, зачем нам надо уезжать из Карлсбада, немыслимо. Ведь немцы непобедимы и их поражение невозможно… Так что, надо было придумывать какой-то другой предлог. Говорю немцу, что ввиду советской пропаганды нам надо собрать всех епископов, наших, украинских и белорусских, и что для этого самым удобным местом будет Мюнцинген.
Он дал мне пропуск и ушел. По дороге обратно все смотрели на меня с большим удивлением.
Приезжаю назад, и на другой день иду в штаб, чтобы сказать: я пропуск получил, – а офицер разведки говорит мне: "Знаете, это не годится". Что такое? Он мнется, мнется и вдруг говорит: "Вам ехать в Мюнцинген нельзя, потому что Мюнцинген будет занят французами, а французы вас выдадут большевикам. Вам надо ехать в такое место, которое будет оккупировано американцами".
Тогда мы договорились, чтобы нам двигаться в Кемптен. Но тут надо снова ехать, чтобы доставать новый пропуск.
Епископ Григорий (Граббе) на покое в 1990-е годы
Когда я в тот лагерь опять приехал, обнаружил, что станция разбита и надо идти несколько километров пешком. Я пришел в лес, а он пустой. Когда я отошел от места, где были раньше германские офицеры, ко мне подходит какой-то немец и спрашивает, что я ищу. Я говорю: тут были офицеры и они мне нужны. Немец сказал: "О, это сейчас совсем в другом месте. Я Вам покажу". Вывел меня на дорогу, показывает на горизонте лес и говорит идти туда, потому что они в том лесу. Я отправился в лес напрямик, через поля. Когда я пришел туда, уже темнело. Вижу, что я пришел в правильное место, потому что кругом офицеры и даже барышни. Нашел нужного офицера и говорю ему, что вот так и так, а он воспринимает меня не особенно любезно. Я стал ему объяснять, что белорусские епископы никак не могут приехать в Мюнцинген, и поэтому надо ехать в Кемптен. В конце концов, он дал мне пропуск, накормил и говорит: «Уже поздно, идите ложитесь спать». Предоставили мне кровать в большом зале между штабными, и только я лег, как тревога. Все вскакивают, хватаются за оружие. Говорят – спускаются американские парашютисты.
Можете себе представить мое удовольствие попасть к американцам в компании СД?! Доказывай потом, кто ты и почему здесь. К счастью, очень скоро был дан отбой, и я ушел среди ночи, чтобы только вернуться домой.
Когда надо было уже ехать, мы договорились с генералом Власовым, что он предоставит два места для Владыки Митрополита. Так что, Владыка Митрополит с Курско-Коренной Иконой и своим келейником поехали в автобусе вместе со штабом, а Митрополит Серафим, Епископ Василий, отец Аверкий и все наши служащие поехали в отдельном вагоне.
Доехали до Фюссена, а там уже тревога, бомбардировка, в которой станция была разбита. Утром выходим – все кругом искорежено. Но на третий день на станции началось какое-то движение. Я все думал: что же делать? Нанять телегу? Но в незнакомом месте не знаешь и куда обратиться. Но тут вижу, что кто-то начинает ходить по станции и наводить какой-то порядок. Слава Богу, оказалось, что наш вагон, еще один вагон и паровоз находятся на пути, который свободен и можно ехать в нужном направлении. У меня были папиросы и вино, я их отдал, кому нужно, тогда прицепили наш вагон и мы поехали дальше.
Ехали долго и мучительно. На каждой станции мне надо было выходить, чтобы проверить, что нас не отцепят. Так мы добрались до станции, где начальник мне сказал: «Я вас возвращаю в Пассау, потому что у меня слишком забита станция». И никаких подарков он не берет, и ничего слушать не хочет. Пока я думал, что же мне дальше делать, вижу, что служащий железной дороги составляет поезд. Я спрашиваю: куда состав пойдет? Он говорит – в Зальцбург. Я дал ему пачку папирос (были на вес золота), чтобы он прицепил и наш вагон. Он прицепил, и так мы поехали в Зальцбург.
Там мы довольно долго стояли. В это время началась бомбардировка, и бомбы упали перед нашим вагоном и за ним. Но тут подвернулся какой-то русский человек, он достал нам автобус, который перевез нас на другую ветку железной дороги. Там мы снова получили вагон и поехали дальше. Доехали до тирольских мест, где нас остановили и сказали, что дальше ехать нельзя. Там было много русских, но место было неуютное, около станции находился лагерь военнопленных. Я отправился пешком в Зальцбург, чтобы получить разрешение остаться в ближайшем селе.
Прибыл в управление гаулейтера. Там у них уже полный развал. Люди входят военными с пистолетами и выходят штатскими с портфелями. Я все же сразу получил квиток на прием к гаулейтеру и по дороге все смотрю: какая станция, где легче будет остановиться? Выбрал маленькую станцию Кухель и получил туда пропуск. Вернулся назад, а со станции уходит последний поезд. Пришлось мне стоять на его ступеньках. Наконец, добрался до Кухеля, и там удалось получить разрешение поселиться в каком-то недостроенном доме. С нами был и Владыка Серфим, и все другие члены нашей группы. Кормились как Бог даст. Но в таких случаях Господь посылает.
Там мы провели некоторое время, ходили пешком в уже американский Зальцбург, чтобы получить разрешение ехать в Фюссен и там соединиться с Митрополитом. Но никто не дает пропуска. Говорят: это не наше дело.
Какой-то американский офицер, к которому я ходил с посланцем бывшего гаулейтера, пропуска мне не дал. Я в конце концов после долгих мытарств попал опять к тому же офицеру. Он сидит за столом и подбрасывает в воздух свой револьвер. Я ему объясняю, что все еще стараюсь найти того, кто может дать нам пропуск. Он мне говорит: "Знаете, кто может дать вам пропуск? Я могу дать вам пропуск!" Он мне его выдал, и мы поехали для соединения с Владыкой Митрополитом, и тогда уже началась другая наша жизнь, под американской оккупацией».
Продолжение следует...
Спасибо, много интересных, неизвестных фактов. Желательно выложить всю книгу.
ОтветитьУдалить